Период распада - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Началось все после уроков. Уроков сегодня было всего три, почему-то отменили сразу и физику и литературу. Они не знали, что уроки отменяют — просто в класс пришла классная училка и сказала, что уроков сегодня не будет и всем надо расходиться по домам. Они обрадовались — как обычно радуются пацаны отмене уроков, вряд ли в мире есть хоть один пацан этого возраста, который расстроится при отмене уроков. Они пробежали на первый этаж, раздевалка тогда еще была общей, раздевальщица, как всегда, болела, и нужно было просто забежать в раздевалку, взять свои вещи и повесить на их место номерок. Гагик так и сделал — он с ходу узнал свою куртку, висящую в дальнем углу, схватил ее с вешалки и…

Пальцы его ощутили что-то мокрое. Липкое. Неприятное.

Гагик подошел к окну — портфель он оставил там, где висела куртка, посмотрел куртку на свет — и обомлел.

Вся куртка была оплевана. Вся спина. Вся целиком, тут не мог потрудиться какой-нибудь один хулиган. Если бы тут было два-три харчка — он бы знал, с кого за это спросить. И он мог это спросить — как и отец, Гагик был боксером и даже выступал на первенстве города среди юниоров. Но тут этих плевков было столько, что заплевана была вся куртка, чтобы такое сделать, нужно было человек десять. Сам Гагик не мог бы плюнуть больше пяти раз — просто не хватило бы слюны.

Стало мерзко. Просто захотелось бросить куртку здесь и идти домой так, но мама и отец работали, чтобы купить ему эту вещь, и так было делать нельзя. Скривившись от отвращения, Гагик начал оттирать спину от плевков о подоконник. Надел куртку, повернулся — в раздевалке уже никого не было, а по клапану истрепанного портфеля из кожзама медленно сползала вниз жирная, водянистая слюна…

— Эй, армян!

Гагик резко повернулся — вот они! Сейчас он им…

Их было человек двадцать, но даже стольких он не боялся. Папа объяснил ему, что бояться стыдно, а тренер рассказал — и показал, что только бесстрашие может привести к победе. На ринг он выходил против соперника тяжелее на пятнадцать килограммов — и одержал победу, причем победу ценную — нокаутом. А тут… хоть и двадцать, а шваль швалью. И, конечно же… Алька, Али Мухаджиев из его класса. Низенький, верткий, уже курящий, с нетипичными для азербайджанца, совершенно русскими, водянистыми серыми глазами. У него вечно было много слюны, и он любил плеваться — с первого класса и, несмотря на то что неоднократно был за это бит, не прекращал свои выходки. У Али за убийство сидел старший брат — и он этим жизненным обстоятельством очень гордился…

Гагик бросил портфель так, чтобы он лег у стены. Спокойной, танцующей походкой направился к ждущим его толпой пацанам. Один понял, шагнул навстречу здоровенный увалень, но и не таких валили…

И раз! Хрястнув челюстью, здоровяк повалился с ног. «Под себя» — так они это называли, когда человека внезапно перестают держать ноги и он падает не вперед или назад, а на месте и уже без сознания. Для этого нужно знать особые удары, один из них только что выполнил Гагик — впронос, боковой по самому кончику подбородка, правильно выполненный, он ведет к гарантированному сотрясению мозга. Конечно, за такое можно и в милицию попасть — но не тогда, когда ты один, а их двадцать.

И два! Левый получился не таким хорошим — не хватило замаха, но и так хорошо, не до потери сознания, но еще один, верзила из девятого, которого эти шпаненыши взяли с собой для поддержки, что-то крикнув на азербайджанском, рухнул на спину, сбив с ног еще одного и помешав как минимум троим.

И три! Вместо того чтобы отпрыгнуть, Гагик прыгнул вперед и нанес прямой правой еще одному, прямо в неприкрытое «солнышко». Он свалил уже троих, один валяется, один пытается встать, третий согнулся, шипя от боли, а ему ни разу и не прилетело толком. Хорошо!

И четыре!

Нанося еще один удар, запрещенный, круговой, он вдруг почувствовал, как холодом обожгло бок. Недоумевая, он отпрыгнул, встал в защитную стойку, чувствуя, как постепенно, волнами начинает нахлестывать боль.

— В-вы что?! Вы что творите, паразиты?!

Кричал трудовик, появившийся со стороны школы. Павел Павлович, русский, старый, но еще крепкий дед. Он уже был на пенсии, но преподавал труд, потому что другого трудовика на такую зарплату никак не могли найти. А Павел Павлович, у которого уже выросли внуки, прошедший пацаном войну ветеран — ему и в радость было повозиться с неразумными, хулиганистыми пацанами, наставляя их на истинный путь. Сумгаит был не слишком-то законопослушным городом, здесь отбывали наказание в виде исправительных работ десять тысяч человек, осужденных всеми судами Закавказья, сюда же часто приезжали арестанты после отбытия наказания. Потому местные пацаны, с детства набравшись во дворах блатной романтики, и сами часто вступали на скользкую, ведущую в пропасть дорожку: были семьи, где отсидели все: прадед, дед, отец. Но удивительным образом получалось так, что Павлу Павловичу удавалось вытаскивать некоторых: так, когда несколько пацанов из школы собрались и начали обсуждать, как им лучше подломить автомат по продаже газированной воды, к ним подошел Павел Павлович — оказалось, что он все слышал. Ветеран достал из кармана мятую десятирублевку, протянул ее пацанам и сказал: «Если нужны деньги — берите. Но не воруйте».

Деньги они не взяли. И автомат подламывать не пошли.

— Вы…

Договорить ветеран не успел — тот же Али-Муха, верткая мразь, которую Гагик так и не достал своей коронкой, скользнул к ветерану, сжимая что-то в кулаке.

— Пал Палыч! — выкрикнул Гагик, но было уже поздно. Болезненно охнув, учитель стал оседать на землю…

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6